Малый русский город сегодня и завтра.

Формирование сети русских городов началось издревле, и на территории Древней Руси насчитывалось около 150 городов. Территориальное продвижение русского централизованного государства на юг и восток вызывало создание новых городов, выраставших из крепостей засечной черты и сибирских острогов.

Развитие промышленности в петровский век и екатерининские реформы довели число городов до 232, а затем и до 397.

XIX век сделал свой большой вклад в развитие сети городов, и в начале XX века В.П. Семёнов Тянь-Шанский к «истинным городам (вот такое было у него определение) отнёс 703 н.п. не учитывая территории Финляндии. Определение «истинные» не кажется случайным, ибо большинство русских городов было весьма невелико и мало влияло на территории- в стране имелось лишь 16 городов с числом жителей больше 50 тысяч.

А малые города составляли почти 2\3 числа всех городов европейской части России. Советский период определился в исчислении городов совсем по иному - в 1926 году городами признавалось лишь 461 селение, но к 1939 году это число возросло до 574. К 1959 год их было уже 877, а на 1989 год городов насчитывалось 1037.

Из этой большой семьи нас особо интересуют города малые и совсем малые. По официальным определениям к малым городам следует отнести те, что имеют население меньше 50 тысяч человек. В 1979 году таковых насчитывалось 709 (а по другим 714). Это число сохранилось в учёте и к 1989 году.

Более 75% таковых – это районные центры. 80% их находится в европейской России. Там же числилось и 90% исторических малых городов. В них насчитывалось 16 миллионов человек, и они обслуживали до 10 миллионов сельских жителей. Каково их состояние? На 1990 год 485 таких городов не имели общегородских централизованных канализационных сетей, в 464 водоснабжение не достигало нормы. А горячей водой население обеспечивалось от 46 до 62% от нормы, большинство не имело окружных дорог. Не слишком давно её получил Переславль, а Углич получил такую дорогу совсем недавно.

Однако предметом нашего рассуждения является не столько это большая группа, сколько города самые малые, районные с населением менее 12 тысяч человек. Таковых в 1989 году в России насчитывалось 160.

… Как мы видим, рост числа городов, в том числе и малых, продолжался до второй половины XX века. Но с этого рубежа произошли качественные изменения - началось бурное развитие особо крупных городов и обеднение малых. А XXI принёс стремительно идущий процесс деиндустрализации глубокой провинции, столь же стремительное ухудшение демографии, а вслед за ними и уход государства из многих свойственных ему сфер.

Всё это привело малые города к драматическим переменам и, собственно, между всеми городами установились совершенно новые отношения «любви-ненависти», когда одни безмерно преуспевают, а другие столь же быстро «съёживаются». Мы полагаем, что в городской сфере страны сегодня это главная тенденция всех трансформаций.

Ряд специалистов на конец 90-х годов называл уже гораздо меньшее число малых городских селений, нежели 10 лет назад, чаще применялась цифра не 700, а всего лишь 500. Кстати их вскоре признали и моногородами, что явилось несомненным государственным лукавством, потому что моногородами сказались практически все русские районные города. Впрочем, учёт очень разнился.

По данным Экспериментального института тогда у нас насчитывалось лишь 467 малых городов и 322 посёлка городского типа с общим населением 24, 5 миллионов человек. Население, как видим, всё ещё достаточно большое - больше десятка Албаний или Монголий. Каково же состояние мест обитания этого большого блока русских сегодня?

Нужно признать, что на сегодня прежняя функциональная специализация большинства таких городов полностью исчерпана. В советское время их районы создавались для обеспечения управленческих, фискальных и полицейских задач, а также для форсированного выкачивания сырьевых и кадровых ресурсов. Они полностью выполнили эти свои задачи, опустошив и обезлюдив подчинённые им территории, и остались рыбами на дне высохших водоёмов.

Им некем и нечем управлять, некого контролировать, нечего цивилизовать. (Пример Мышкина, Любима и их соседей). И малые городские селения остро чувствуют как свою состоявшуюся ненужность, так и свою обречённость. За последние десять лет более 600 п.г.т. России сменили свой статус на сельский. Так было и в Ярославской области. Здесь лишь Мышкин и Пречистое решительно пошли по пути сохранения и повышения статуса. Остальные бессильно прикинулись сёлами, чтобы в скором времени ими стать уже и по самой своей сути.

Быстро идущие процессы деградации малых городов, как это ни парадоксально, были усилены такими вполне благими госпрограммами как «Ветхое жильё», малые города от их реализации на глазах теряют значительные культурные ценности и превращаются в безликие «бедные приюты». А государство жестоко последовательно в своих ликвидаторских действиях, отказав большинству их в историческом статусе. (Так в нашей области историческими признаны лишь…три города).

Весь путь государственных действий (особенно бюджетная политика) ясно говорит о намерении государства «списать со счетов» большинство малых городов русского Севера и Центра как лишнюю обузу, как места, не имеющие сырьевой ценности (ни нефти - ни газа - ни золота). Но здесь ещё живёт 15 миллионов русских. Могут ли они как- то искать и обретать новый исторический путь, новую востребованность для своих малых родин?

Для этого вспомним, что же такое город. Современные исследователи предлагают до десятка определений - от устойчивого ориентира развития общества до места пересечения силовых потоков взаимодействия разных ценностей, рождения новых культурных форм и новых социальных практик.

Вот, наконец, сказано и о РАЗНЫХ ценностях и НОВЫХ формах и СОЦИАЛЬНЫХ практиках. Каковы они в малых городах и каковы могут быть их результаты?

Экономисты чаще всего спасительным считают аутсортинг – вывоз в малые города с их дешёвой рабочей силой филиалов производств крупных городов. Но сама реальность показала, что это лишь теоретический посыл и бесплодные мечтания части жителей города малыша. Даже в советские годы аутсоринг (например, в Ярославской области оказался нереальным, и пример Мышкина и Пошехонья в этом достаточно красноречив).

Второй путь - это джентрификация малых городов, то есть приспособление их для летней, дачной жизни весьма состоятельных людей. На этом пути реализма и житейской пользы гораздо больше, но это не спасает город ни от съёживания - ни от утраты самого городского сообщества. (Пример Плёса здесь очень убедителен).

Третий путь, исповедуемый районными администраторами - это создание городских округов, объединяющих малый город с десятками деревень, находящимися в десятках километрах от него. Надуманность этого пути очевидна – здесь налицо полная социальная и культурная чуждость субъектов такого округа и полное размывание самого города. Конечно, следует помнить, что например, в благополучной Канаде именно такой принцип удачно осуществлен и там основная первичная единица северной региональной политики это именно «город – регион»! Но в наших российских условиях городские округа, очевидно, совершенно исключают сам малый город как реальную единицу самоуправления.

Все это хорошо осознается мыслящей частью малых городов, и сегодня мы наблюдаем в большинстве их сообществ инерционность и пассивность. При такого рода обстоятельствах у народа или у города неизбежно торжествуют апатия и отчаяние. Или если обратиться к Тойнби, то мы увидим здесь все три его признака надлома цивилизации: недостаток творческой силы у уставшего творческого меньшинства, отказ большинства следовать за творцами, утрата социального и культурного единства. Все эти признаки налицо у подавляющего числа сообществ малых русских городов.

И на их ближнем горизонте уже появился грозный призрак полной ненужности и быстрой гибели Тверской градовед О.И. Карпухин встревожено спрашивает: неужели участь брошенных деревень угрожает и малым городам?

Но ничего другого для большинства из них увидеть и нельзя. И в этой перспективе нет ничего принципиально нового и необычного. Да и мировая практика в немалой мере говорит об этом же. У западных городов перед нашими большая историческая фора, а мы лишь сегодня пришли к той фазе, которая им известна довольно давно. У них давно были и города – аутсадеры, и умершие города. Даже в таком молодом государстве как США, много умерших городов.

Может быть, самым ярким примерами сегодня у них оказываются «город признаков» Боуди или сегодня продающиеся за копейки сразу несколько маленьких городков. Продается за бесценок целый город, ставший ненужным. А ведь там же есть и стремительно пустеющие Детройт и Сиэтл. В Детройте за несколько лет от 500 тысяч жителей осталось лишь 300 тысяч и убывание столь же быстро продолжается. Американский урбанист Дэвис, наблюдая за таковой мировой практикой, заявляет, что очень многие города могут исчезнуть быстрей нежели людям это кажется.

В России и в частности Ярославской области первыми исчезают сельские районы, созданный в советское время – если в Мышкинском районе сегодня, вместе с городом лишь 11 тысяч человек, в Большесельском – десять, в Брейтовском – 7, то практически они уже почти неощутимы. Есть лишь опустевшие обширные пространства, среди которых одиноко возвышаются их обреченные малые столицы. Реальность диктует слияние опустевших районов, то есть возврат к уездным территориям, которых в нашей области останется всего 7 или 8 вместо сегодняшних 17 районов. Что в таком случае ждет самые малые города Ярославии, такие как Любим и Пошехонье?

Их сообщества растерянно оглядываются кругом в поисках перспективы для своего города. Но увиденное не может порадовать Деиндустриализация, начавшись с 80-х годов, имеет всемирный характер и весьма мощна в странах с «догоняющей экономкой», таких как Россия. Ликвидация сельского хозяйства и опустение сельских территорий, а стало быть, и утрата продовольственной независимости нынешнее российское государство не волнует. Предельно допустимый ввоз чужих продуктов питания не должен превышать 20%, у нас этот показатель перешел за 40%. Но либеральный курс заставляет полностью пренебречь отечественным сельским хозяйством и переводить страну на энергосырьевую экономику. Стало быть, провинциальные пространства европейского Севера и старого центра хозяйственно не нужны и должны совершенно опустеть.

Что делать, если с государственным патернализмом покончено? В этих условиях, наверно, уместно вспомнить еще одно определение сути города, оно принадлежит Елене Трубиной: «Город – это множество сетей интенсивного социального взаимодействия» Но еще верней было бы обратиться к определению Т.С. Злотниковой: «Город – это пучок цивилизации». Вот цивилизационные ценности (если они есть) для ряда малых городов и могли бы оказаться полезными и для некоторых спасительными.

Но чтобы их использовать, нужно преодолеть стагнацию. Злотникова об этом говорит тоже очень четко: «Самое страшно, если «старый» город попадает в замедление или вовсе в остановку темпа жизни». Западные урбанисты в целом согласны с нею и уже сейчас разделяют все города на следующие группы: реальные, воображаемые, визуальные, обыкновенные, маленькие, креативные.

Остановимся на явлении креативности. Его крестный отец Ричард Флорида называл ее спасением от деиндуетриализации и нехватки бюджета. А Елена Трубина, согласно с ним высказала очень меткое и литературно сильное суждение: «Креативность помогает заполнять зияющие дыры пустых заводских корпусов» (Уж не про нас ли сказано?)

Очевидно, вот здесь и нужна активная работа местной интеллигенции не по пути популяризации ценностей мировой культуры (сегодня это не слишком востребовано), а по пути преодоления комплекса вторичности и отыскания особых чисто местных ценностей или создания их. То есть таким городам можно бы попытаться осознать те свои ценности и ту свою оригинальность, которой нет в мегаполисах.

Мы не отрицаем нужности финансовой и законодательной помощи государства таким городам. И мы помним еще одно определение, что город – это магнит инвестиций. (Но велика ли магнитная сила у населенного пункта в 5-7 тысяч человек? Ведь инвестиции можно быстро и эффективно отбить не меньше чем в городе – стотысячнике… Да без креативной индустрии эти инвестиции в город – пятитысячник едва ли и придут).

Мемфисский манифест Флориды об этом сказал четко: «Преврати климат, в котором царит «нет» в «да» климат. Смей отличаться. Импровизируй!» То есть импровизировать нужно на продаже отличий городов друг от друга. И брендинг в наших условиях это ни что иное как разработка «продаваемых» отличий. Это многозначительно подчеркивает Трубина: «Город занимается маркетингом самого себя как товара, на который стоит потратиться, вложив в него деньги». А мы добавим: или вложив жизни!

Способны ли на такое современные города? Увы, в большинстве случаев их сообщества глубоко апатичны и совершенно разобщены. Дэвид Харви жестко подметил это: «Мы живем в расколотых городах». Зигмунд Бауман пишет о громадных заборах, разделяющих домовладениях как о неких нерадостных символах современности, а бразильские ученые говорят о Сан-Пауло как о … городе стен – то есть налицо экстраполяция: каково общество – таков и город. А общество сегодня глубоко индивидуализировано. Человек сегодня чаще всего глубоко безразличен к городскому окружению. Либерально-капиталистические формы жизни оборотной стороной имеют разрушение коллектива и «обесцвечивание» людей. И … некую странную свободу глубокого индивидуализма. Еще Токвиль отмечал, что обретение такой свободы сделает людей безразличными к общественному. Оно и сделало. И конец 90-х годов в России уже ознаменовался полным исчезновением классовой, а во многих случаях и гражданской солидарности. Налицо явление глубокой блазированности, то есть равнодушия к социальным и гражданским процессам.

Вот в этом главная беда. Наши малые города не могут понять что единственный выход из кризиса – это полная реструктуризация всей его хозяйственной деятельности и его перепрофилирование на новые функции. В России все интеграционные процессы идут от Москвы. Какова при этом конкурентная позиция каждого малого города? Какова его репутация? Каковы нематериальные активы? Возможен ли свой кластер? Есть ли стратегические перспективы? Вот это вопросы жизни или смерти.

И здесь самое счастливое условие - обретение в городе творцов, креативных людей. Ницше отмечал, что «миры вращаются вокруг творцов». Но сегодня, как никогда творцам нужно хоть какое-то государственное благоприятствование. Ведь сейчас вовсю идет между малыми городами стихийное но горячее соревнование за государственные и региональные ресурсы. Урбанист Питер Холл особо подчеркивал эти обстоятельства: «Жизнь на грани выживания, и сосредоточенность лишь на неотложных практических проблемах не способствует возникновению искры творчества». Эту беду из последних сил нужно преодолеть и малый город, желающий жить, должен получить уникальную идентичность.

Эта идентичность может быть отыскана на самых разных направлениях, в том числе и на использовании «призраков прошлого», в попытке жить «на пенсии у славы». Ермолин в этой связи совершенно обоснованно заявлял, что ХХ век – это век ремифологии. Добавим, что началу ХХI века это свойственно еще более, это время смелого прагматизма. В таких городах, особенно располагающих культурным ландшафтом, например возможен дачно-гостиничный бум. Кстати, его основы зиждутся на вполне нематериальном – а именно на неких преданиях, литературных упоминаниях, на встречах с давними значительными людьми, с любовными историями и боевыми подвигами». (Трубина).

Использовано может быть многое, в том числе и само несчастливое прошлое. Здесь очень прицельно суждение Уильяма Брумфилда: « Видимо, некоторые цивилизации повязаны со своими руинами, реликвиями, призраками и тенями. Россия – одна из таких цивилизаций». Впору улыбнуться этому суждению американца – не у них ли у первых музеефицирован целый город призраков – Боуди?

Может быть использован и сам приход на место ушедшего из многих сфер жизни государства новых действующих лиц-дачников, туристов, охотников, путешественников, паломников. Собственно, Греция еще в 1980 году, испытав первые удары деиндустриализации, предложила Европе движение за создание культурных очагов, даже культурных столиц и некое соревнование на этом направлении.

На этих путях можно использовать много самых простых вещей и явлений. Когда-то Бродель назвал их «материальной пылью», но важно другое – что он заметил их! И сегодня может пригодиться умение разыгрывать их, использовать с материальной отдачей. Вот примеры – выставка простых вещей в Екатеринбурге, (включающая образцы руды из старых шахт, остатки труб давних водопроводов и т.д.). В Мышкине мы много работаем с «простыми вещами». И во всем этом вполне возможен реальный полезный результат.

Гораздо опасней и хуже, если в самом городе сильным оказывается движение против креатива. Самый яркий пример это такой большой город как Липецк. Его архитекторы заявляют о ненужности заботы не только о простых ценностях, но и о культурном Наследии в целом. Вот их декларация: город – это живой организм, он сам собой постоянно обновляется и он слишком сложен, чтобы зависеть от людей. Его система сама себя создает. Конечно, такой большой город как Липецк даже и при такой самоубийственной точке зрения все равно выживет, но если так мыслит малый город, то он – обречен.

Увы, такое бывает нередко. И в малых городах против творцов нередко действует ни что иное – как террор среды. З.Бауман об этом сказал весьма выразительно: «… Есть власть без офисов и почтовых адресов, обезличенная власть, наиболее известна власть большинства, вооруженная угрозой социального остракизма…» Нам хорошо знакома эта сила. Вот здесь-то креативным группам и нужна бы помощь и районной администрации и всего государства в целом.

Государству следовало бы задуматься о ценности малых русских городов и найти способ их сохранения. Для этого их несомненно нужно рассматривать как «малые столицы» совместно с тяготеющей к ним территорией. И очень желательно внимательное рассмотрение того, что оригинального несет России или региону КАЖДАЯ такая крохотная столица. То есть необходим системный подход, а не примитивное присоединение «меньшего к большему», как скажем Мышкина к Рыбинску или Любима к Данилову. (Такое уже не раз бывало и доказало свою неладность). А. Трейвиш, разделяя такую точку зрения, подчеркивает, что многие специалисты по-прежнему напрямую связывают общее состояние города и его перспективы с его административным статусом. (Да и пора признать, что в России нет иного столь важного ресурса стабильности).

Еще более последователен в этом размышлении один из основателей современного городского планирования Эбенезер Ховард (1850-1928). Он говорил, что перенаселенность городов и вымирание деревень должно быть остановлено с помощью государственного вмешательства. И развивая эту мысль, он далее выдвигал альтернативу – сочетание ценностей Города и Села в одном. Вот в этом наши малые города могли стопроцентно соответствовать решению поставленной задачи.

Но будем реалистами: в НАШЕЙ стране позитивное вмешательство НАШЕГО государства невозможно. Однако есть и совсем другая сила. Это сила столичного мегополисного социального заказа. Все ухудшающиеся условия жизни в громадных городских центрах уже таковы, что вполне соответствуют суждению французских географов Гарнье и Шабо, заявляющих, что большие города заслуживают уничтожения. И люди этих сверхгородов остро нуждаются в наличии хотя бы на малое время жизни в спасительных маленьких городах. Село их не устроит по иному качеству комфорта. А вот малый город мощно востребован, (так шеститысячный Мышкин ежегодно принимает 150 тысяч гостей). И это социальный заказ при умелом отношении будет лишь возрастать.

Дает ли это надежду маленьким городам, сегодня уже оказавшимся на передней линии противостояния с почти первобытным хаосом опустевших сельских территорий? Дает. Но далеко не всем. Старинная истина гласит: для того, чтобы крепко стоять на месте, нужно очень быстро бежать вперед. Те города – малыши, которые сегодня изо всех своих жалких сил бегут вперед к своим креативным целям – могут уцелеть. А оставшиеся в неподвижности останутся лишь в воспоминаниях, или будут проданы, каждый за несколько долларов или… несколько центов.

В. Гречухин, член-корреспондент ПАНИ.

г.Мышкин


© Мышкинский народный музей, 2005-2022Внимание! При использовании размещенных на сайте материалов ссылка на сайт обязательна!