ОБРАЗ ГОРОДА ГЛАЗАМИ ХУДОЖНИКОВ
новинки нашего краеведения
В предшествовавших номерах "Мышгорода" мы вели рассказ о новинках ярославского (и мышкинского!) краеведения. В этом повествовании, мы оговорились, что нынешний год, несмотря на сложность, неожидано наградил нас новыми интересными краеведческим изданиями. А сегодня мы хотим уточнить, что этот год для мышкинской краеведческой издательской деятельности оказался не просто удачным, а истино "урожайным"! Вслед за прекрасной книгой С.н. Темняткина об этнической группе кацкарей вышла искусствоведческая работа О.Б. Карсакова "...Очень величествен, предивно легкой архитектуры...!
***
Это труд, изданый РОО краеведов
"Мышкин", подготовлен и отпечатан к 215-летию закладки и к 200-летию завершения строительства нашего Успенского собора. И нужно отметить, что этим изданием мышкинское краеведение обрело творческую работу нового, у нас доселе небывалого подхода к памятникам культурного наследия. Об этом ясно и четко говорит уже сам подзаголовок работы Карсакова – "Успенский собор в Мышкине – образ города глазами художников".
К искусствоведческому раскрытию темы нашего историко-культурного наследия Олег Борисович уже подходил неоднократно. Это он осуществлял в столичных изданиях – в путеводителе о нашем городе, в целевых статьях, и в большой работе о святых местах нашего города. но на этот раз предметом исследования избрал лишь один (но очень значительный!) памятник культуры и тонко подобрал аспект рассказа о нем.
Уже эта творческая находка делает честь автору исследования. В свой рассказ о замечательном памятнике наследия он привлек значительное число произведений художников, ведущих средствами живописи рассказ о нашем городе (и об его главном храме). Больше десятка живописных работ, приводимых здесь в хорошем цветном исполнении, прекрасно сопровождают изложение искусствоведческого материала.
Такое творческое "многоголосье" с самой первой страницы издания (нет, уже с обложки!) способно обрадовать и очаровать читателя звучной содержательностью повествования и заставить его со вниманием пройти все авторское повествование о соборе, выдающемся памятнике российской классической архитектуры.
нельзя не порадоваться не только содержательности нового искусствоведческого труда, но и дизайнерской работе издателей, которая впечатляюща от макетировки страниц до хорошо продуманых фоновых решений. В выходных даных новая работа О.Б.Карсакова скромно определена как "краеведческое издание". Бесспорно, оно относится и к краеведческой литературе, но главным
образом – это весьма конкретное и хорошо проработаное искусствоведение.
В текстовой части своей новой работы автор ведет поэтапный рассказ об истории строительства собора, весьма взвешено наряду с документальными даными привлекая и одну из старинных легенд о начале Мышкина. В этой части сообщений хорошо проявляется широта авторского взгляда. А далее автор переходит к рассуждению о внешнем облике памятника, весьма умело ведя эту часть изложения материала. В мир классической архитектуры он вводит читателя легко и непринуждено, но нигде не допускает излишних упрощений высокой темы.
В своей беседе с читателями он неутомительно и интересно сообщает немало ценых и важных сведений о разных этапах строительства собора, начиная от его закладки до сегодняшних дней. По ходу своих сообщений он выдает ряд новых даных, которые до сих пор не фигурировали в наших изданиях об этом храме. например ,автор касается участия архитектора С. Посулихина и восприятия облика собора реставратором Д.М.Струковым. Автор нигде не изменяет чувству меры, его искусствоведческое исследование отличается удобовоспринимаемостью и доступностью для любого читателя.
В своей работе над новым изданием Олег Борисович не упустил из внимания ни единой важной детали судьбы и облика храма, и это дарит читателю весьма полное представление об этом замечательном произведении стариной архитектуры. В текстах этой работы замечено многое – от архитектурных деталей храма до сохранившихся фрагментов первоначального обустройства.
Весьма основательно рассказано о росписях Успенского собора, исполненных известным художникоммонументалистом Тимофеем Медведевым. Здесь автор проводит для читателей как бы повествовательную экскурсию по всей громадной картине медведевской живописи, охватывающей весь интерьер собора. Это важная составляющая ознакомления с храмом, и ее ценость заключается и в хорошей подаче сведений, посильно учащих пониманию монументальной духовной живописи.
А живопись привлеченых произведений русских художников поистине великолепна в своей яркости наблюдений и необычной свежести восприятий.
Это чудесный хор коллективного рассказа русских живописцев о нашем городе и его главном храме. Этот "парад" прекрасной живописи начинается с изображений 1826 года(!), продолжается прекрасной картиной знаменитого художника А.П.Рябушкина и продолжен произведениями художников ХХ века до дня сегодняшнего. Дивная и обаятельная это "экскурсия" по Мышкину!
В.Гречухин.
Городские новости
ГЛАВНАЯ НОВОСТЬ осени – эти приезд в наш город руководителя мощной всероссийской системы "Газпром" А.Б. Миллера. У нас этот высокий гость не впервые. Еще летом он посетил Мышкин, приехав со своей семьей в чисто туристических целях. Город ему понравился и с нашим губернатором Д.Ю. Мироновым они решили имено здесь подписать соглашение "Газпрома" и Ярославской области о сотрудничестве. Так все и свершилось, и этому важному событию благоприятствовало все – от хорошей погоды до хорошей прибраности города и радостного настроения участников мероприятия. Большая программа сотрудничества "Газпрома" с нашим регионом рассчитана до 2025 года.
ЮБИЛЕй. Его отметил коллектив нашего мышкинского ЛПМГ, филиала ООО "Газпром трансгаз Ухта". Что сегодня в свой пятидесятилетний юбилей представляет наш филиал? Это предприятие с шестью цехами, имеющими 32 газоперекачивающих агрегата, за сутки транспортирующих более 200 миллионов кубических метров газа. Это 1363,85 километра обслуживаемых трасс (при расчете в одну нить). Это наша промышленая площадка в Рыбинске, где заняты 130 рабочих и служащих. И это семь муниципальных районов, обеспечиваемых природным газом: Большесельский, Мышкинский, некоузский, Пошехонский, Рыбинский, Угличский и Калязинский район Тверской области. Всю работу ЛПУМГ обеспечивают 658 сотрудников.
ТРИ РАЗА прошла по центральному телевидению на канале "Спас" передача из нашего города. Ее готовила программа "Паломник", в ней принимали участие мышкинцы и гости города. Впечатления от просмотра – самые добрые.
В ЗИМУ – С ПОБЕДОй. напоминаем, что летний спортивный сезон футболисты Мышкина завершили победно. В первенстве области, проводившемся среди команд восьми районов, наша команда победила в шести встречах и второй год подряд завоевала звание чемпиона области.
народный музей
АКАДЕМИЯ РАБОТАЕТ. Да, наша народная Академия краеведения не прерывает работу и в условиях пандемии. но ее занятия переведены на дистанционый характер. Очередные краеведческие сообщения выкладываются в программу сети Интернет, которую ведет мышкинец А.Сурогин. И с академическими сообщениями знакомятся многие мышкинцы и иногородние люди. Число знакомившихся с нашими материалами исчисляется сотнями, а иногда и за тысячу переходит.
СОТРУДНИКИ "Радио России" в очередной раз посетили наш музейный комплекс. на этот раз не для создания какого-либо материала, а для консультационой беседы. Долгий разговор был посвящен вопросам культурной жизни русской Провинции в разные периоды ее истории.
В НАШЕМ ЖУРНАЛЕ мы уже сообщали, что жительница СанктПетербурга И.Е.Михайлова в прошлом году обещала подарить нашему "музею Петра Смирнова" фирменую бутылку "смирновской" с четырьмя орлами, знаками побед на международных выставках и статуса Поставщика Двора Его Величества. И вот нынче Ирина Евгеньевна привезла нам свой подарок. Обрадовала и растрогала она нас. Спа-си-бо!
МОСКВИЧ Мартынов, в летнее время проживающий в деревне Кононово, уже в третий раз привозит в наш музей разные стариные вещи. Они очень разнообразны, от книг давних изданий и крестьянских вещей до картинок и фотографий. Мы благодарны дарителю за его внимание к нашей работе. И это тем приятней, что деревня Кононово прежде входила в старинный Мышкинский уезд.
ЕЩЕ ОДНА давняя постройка переехала на территорию нашего музейного комплекса. Она прибыла к нам с улицы Алексеевской (Орджоникидзе). назначение ей уже определено.
ОТ СИЦКАРЕй ДО ТИМИРЯЗЕВКИ
(Автобиографические записки С.А. Воробьева)
СИЦКАРИ
недалеко от границы с Тверской областью на северозападе Ярославской области протекает река Сить, впадающая около районого центра села Брейтово в Рыбинское водохранилище. Река, ныне запущеная и в нижнем течении превратившаяся в болото, когда-то вошла в историю. В 13-м веке здесь произошла кровавая битва русских воинов и ополченцев с монголо-татарскими полчищами. В хронологических выписках К.Маркса помечено: "1238. Юрий II (великий князь Суздальский или Владимирский)... при реке Сити был разбит, пал на поле битвы вместе со знатнейшими людьми, Судьба России была решена на 2,5 столетия" (Ян В. "Батый" М., 1958. С. 434). Один из очевидцев этой битвы, описывал её так: "Я видел ужасную битву, в свирепый мороз, на льду замерзших бездоных болот. Я видел, как десятки тысяч полных зверской ярости татар напали на несколько тысяч урусутских (русских) крестьян, из которых ни один не подумал сдаться в плен, а все резались мечами и ножами и рубились топорами с той же отчаяной отвагой, с какой отбиваются и грызутся до последнего вздоха волки, окруженые охотниками" (Ян В. "Батый" М., 1958. С. 307).
В нижнем течении Сити на правом берегу расположилась большая деревня Коростель. Это моя родина. Иначе говоря, родился я из сицкарей. Так называли жителей сел и деревень, разместившихся по обоим берегам Сити. Почему сицкари, а не ситские? Это связано с говором жителей побережных поселений. Они цокали, то есть ч и тс выговаривали как ц... Призванные на борьбу с татарами, сицкие мужики спрашивали: "Зацем кликал? Цаво сицкарей поднял? Сказывай нам, Лясовикам, цаво рубить?". Вместо буквы ж произносили з.
В детстве я слышал, как говорила моя бабушка по материнской линии: "цугун", "онуца", "пец" вместо "чугун", "онуча", "печь". "Я лезу на пеци и ищу онуцы". Даже моя мать в молодости "цокала".
Дом моих родителей отличался от обычных деревенских изб. В его архитектуре сказалось влияние города, так как один из строителей (младший брат отца) жил в Петербурге, а сам отец подолгу работал в соседних городах (Молога, Рыбинск, Углич). Центральную часть в доме занимала кухня-столовая с большой русской печью, которая служила не только для обогрева и приготовления пищи, но и заменяла баню. Только отдельные сицкари имели бани. Основная часть мылась в печи, в том числе и наша семья. В печь залезали, конечно, по одному. Под покрывали соломой, воду нагревали в больших чугунах, из которых черпали ковшом и поливали тело. По обе стороны кухни были 2 комнаты. В низу дома было глубокое подполье и подвал для хранения картофеля и овощей, молока и других скоропортящихся продуктов. Под одной крышей с жилой частью дома размещался двор и два хлева, которые после смерти отца пустовали или занимались сеном, соломой или другими кормами. Первые годы жизни я провел в старом доме (зимовке), который представлял просторную избу с печью посредине, не отгороженой от остальной части.
Крестьяне сицкари, живущие на правом берегу Сити, были не богаты землей. Коростельские жители особено малоземельны. Мы имели две десятины пашни. Зимой и частично летом мужчины уходили на заработки в города и окрестные деревни. А в каждой деревне мужчины смолоду обучались какому-либо ремеслу. Почти все коростельские мужики знали плотницкое дело и свои дома строили сами.
РОДОСЛОВНАЯ
Своими корнями она уходит в крепостное крестьянство. Матушка моей мамы ходила к местному помещику на отработки. В нашем Мологском уезде было несколько имений графа Мусина-Пушкина. Деда по материнской линии и бабушку по отцовской я не помню. Они умерли до моего рождения. Деда по отцовской линии помню, когда он лежал на смертном одре, в холодной комнате нового дома. Старые люди в деревне носили библейские имена: Иосиф, Авраам, Моисей, Илья и другие. Моего деда звали Абрамом, а маминого родителя Аввакумом, а ее матушку мою бабушку Марией. Её я помню больше. Умерла она, когда мне было пять или шесть лет.
Отца Андрея Абрамовича я также плохо помню, больше по фотографиям, которые висели на стене. Он был снят в военной форме с саблей, очень похож на моего брата Алексея. В 1904 году, в год моего рождения, он ушел воевать с японцами, служил в городе Харбине (Манчжурия), в чине старшего унтерофицера (по-современому – старший сержант). Был по тем временам грамотным – окончил трехклассную начальную школу. По возвращении с войны домой он вскоре уехал в город Углич, где всю зиму служил стражником
По словам матери, это было вызвано тем, что мало было заготовлено корма для лошади, а в стражники брали со своим конем. Об этой странице из жизни отца я узнал от матери в 1934 году и не писал в автобиографиях, за что в 1935 году исключен из партии, но вскоре восстановлен с выговором. Затем три или четыре года отец был дома. Помню, как мать его ругала за картежную игру и выпивку. Это было не часто, но запечатлелось. Выпивши, он становился добрым и послушным. Иногда мать посылала за ним в волостное село Покровское моего брата, который находил отца в трактире и приводил домой.
В свободное от полевых работ летнее время и зимой отец, как и все коростельские мужики, уходил плотничать в окрестные деревни или в Рыбинск. Часть мужиков зимой работала дома. Братья Бушуевы брали подряд на постройку двух-трех барж, которые мужики строили на берегу реки Сить. Весной после ледохода их спускали на воду и по течению гнали по рекам в Рыбинск. За свою работу в течение всей зимы мужики получали по 30 рублей, а работали по 12-14 часов в сутки. Отец предпочитал работу "на стороне" и в постройке барж не участвовал.
Мне шел седьмой год, когда отец уехал на постояную работу в Петербург, и больше мы его не видели. Он умер от воспаления легких и был похоронен родствениками на Преображенском кладбище. Было ему 32 года. Это было осенью 1912 года, а в 1910 родилась моя сестра Таня, которая ни разу не видела отца. У отца было два брата и три сестры. Братья и две сестры с семьями жили и работали в Петербурге. Младший брат Петр приехал в деревню перед смертью. Я помню его тяжело больным, лежащим в переднем углу нового дома. Жена его, тетя Марфа, и сын Петя всю жизнь прожили в Питере., В деревню тетя приезжала только после смерти моего отца для раздела дома.
Старший брат отца Тихон Абрамович с молодых лет жил в Петербурге, работал плотником в гавани на Васильевском острове. Там он и жил в одной комнате с женой тетей Пашей. Детей у них не было. Дядя Тихон и пригласил нас в Питер. Впрочем, об этом рассказ впереди. Жизнь его оборвалась трагически. Летом 1916 года хороший знакомый, работавший на Васильевском рынке, попросил заменить его на время отпуска. Дядя согласился и стал работать днем в гавани, а ночью на рынке. Там он перевозил в фургоне товары. Во время поездки однажды он, видимо, заснул и свалился под фургон. Колесами ему придавило грудь. но беда не приходит одна. Через несколько дней как-то ночью он прогуливался по комнате с тросточкой. Вдруг мы услышали звон стекла. Это он бил тросточкой стекла в окнах. Вызваный врач определил сумасшествие. Дядю отправили в Обуховскую больницу, где он и умер в возрасте 47 лет.
Старшая сестра отца Аграфена жила в Петербурге. незамужней она родила дочь мою кузину Катю, с которой мы переписывались, а затем в Петербурге приходили к ней несколько раз. Она работала прислугой и очень радушно принимала нас на кухне. В 1965 г. я встречал её у кузена николая Стрелкова. Она так и осталась незамужней, как и её мать. Больше я её не видел.
Вторая сестра отца тея Марья, жила всё время в деревне с мужем Степаном. У них было два сына и дочь. Старший сын николай, мой двоюродный брат и однокашник, всё время дружил с нами. Его судьба до сих пор волнует меня. Стоит о ней рассказать. В юношеские годы он был тихим, любознательным. но это не вязалось с сицкими нравами. Сицкари народ буйный. По праздникам собиралась молодежь из окрестных деревень, и устраивались побоища. Молодежь одной деревни против другой. В ход шли колья, дубины, ножи. Те, кто не хотел участвовать в этой резне, считались людьми неполноцеными, и их всячески унижали. не только взрослые, но и мальчишки насмехались, а при случае и обижали таких тихонь действием.
Чтобы восстановить свою репутацию, мой брат Алексей, кузен николай и ещё четверо ребят организовали "отряд самообороны" и вскоре стали главной силой коростельской молодежи. Восстановив своё "достоинство", эта шестерка вдруг изменила своё поведение. В нашем доме был организован культурный уголок, где пели, играли в шашки и другие игры. С тех пор ребят из шестерки уже никто не посмел тронуть, так как знали, что это не робкие птенцы, а взрослые сицкари, умеющие постоять за себя. николай был душой этой компании. Он был выше ростом и сильнее других. Занятия в культурном уголке не прошли даром. николай и мой брат потянулись к знаниям. Впоследствии николай получил высшее, а Алексей среднее образование.
В середине 30-х годов николай работал в Петербурге председателем областного суда. После сталинского постановления об увольнении с работы за опоздание на 20 минут к нему пришла женщина многодетная мать с жалобой на то, что ей грозит увольнение. Чтобы выручить ее николай дал ей справку о том, что он, якобы, вызывал её в суд. За это его осудили на пять лет. Его рассказы о лагерной жизни заслуживают особого описания. Здесь же скажу, что ему пригодился опыт сицкой шестерки. началась война, охрана лагерей разбежалась, и заключеные разошлись по разным дорогам. николай ушел в армию.
По окончанию войны он работал в Петербурге юрисконсультом на одном крупном заводе. Я виделся с ним в Петербурге в 1948 и 1965 годах. В 1965 году он перенес тяжелую операцию. Заходил я вместе с женой, будучи в Питере, на его квартиру в 1969 году, но его уже не было в живых. Остались жена и дочь, которых нам повидать не удалось. Его брат Василий и сестра Мария тоже жили в Петербурге. Впрочем, Мария в начале 50-х годов жила на Сити в деревне Княжнино в доме своего мужа. В 1951 году их навещал, но это была последняя встреча. Я подробно остановился на николае, как человеке необычной судьбы, жизнь которого сломал сталинский режим.
Третья сестра отца Ксения Абрамовна моя крестная мать и любимая тея жила с мужем и четырьмя детьми тоже в Петербурге, недалеко от Московского вокзала. У неё было три сына и одна дочь. Дочь умерла в молодом возрасте, а с сыновьями, особено старшим Сергеем, мы также были связаны крепкими узами: учились в одном техникуме, некоторое время в одном учреждении работали. Потом наши дороги разошлись. Он воевал, был ранен, потом уехал в Ленинградскую область (город Тихвин), там женился (второй раз). С работой ему не везло. К агрономической деятельности он не прирос, работал учителем и на седьмом десятке лет умер. Младший сын тети Ксении погиб на войне, а средний жил и работал в Питере, но связи с нашей семьей не имел.
Мать Ульяна Аввакумовна, по-сицки Абакумовна, на два года младше отца. Деревенская, неграмотная женщина, она вырастила и выучила троих детей без мужа. В молодости была очень красива, в 19 лет вышла замуж, а в 30 лет потеряла мужа. Занималась крестьянским трудом и растила троих детей, не выезжая из деревни. Мать хорошо исполняла обрядовые песни. Её приглашали на свадьбы и похороны. В тридцатых годах, когда мы, её дети, разъехались из дома, она уехала жить к моей сестре Тоне в село Порецкое Чувашской республики. Там она нянчила внуков и вела хозяйство. Сестра работала заведующей контрольно-семеной лабораторией, а её муж – агрономом.
В 1940 году я приглашал мать пожить у меня в городе Горки Белорусской республики и понянчить двух малых детей, но у нас ей не понравилось, и она вернулась в Чувашию к сестре. В 1946 году она заболела и приехала к нам в Москву. Врачи установили у неё рак пищевода. Оперировать было поздно, но сделали ей искусственый пищевод и сказали, что проживет она 6-8 месяцев. Мама после операции вернулась к сестре, а в феврале 1947 года умерла и похоронена в Порецком. Вскоре сестра оттуда уехала и поселилась в 15 километрах от родной деревни. Могила мамы осталась беспризорной, точно также, как и могила отца. Грех лежит на нас, детях.
У мамы было два брата, которых я не знал. Умерли в молодом возрасте, остались их дети, мои двоюродные братья и сестры, с которыми я виделся редко и мало знаю об их судьбе. Тетю надежду, мамину сестру, хорошо помню. Часто их навещал, когда жил в деревне. У неё было две дочери: Евдокия и Ана, и один сын Федор. Из них года три назад была жива Ана, но сейчас не знаю, жива ли?
Брат мой Алексей Андреевич на полтора года старше меня. В юности, чтобы помочь матери, стал торговцемлотошником. Он ездил в Рыбинск, покупал разную мелочь (преимуществено из галантереи), привозил домой и ходил с лотком по соседним деревням. не знаю, много ли он зарабатывал, но всё отдавал матери. Во всяком случае, на керосин, спички, соль и другие необходимые в хозяйстве вещи хватало. В двадцатых годах он поступил в совпартшколу (были и такие). Через две года кончил её и стал работать учителем истории и географии в начальной школе в селе Веретея. Здесь он женился на крестьянской девушке из соседней деревни Бор. Жена его была неплохой швеей и зарабатывала не меньше учителя.
Потом они переехали в село Горелово. У них родились две дочери: Валентина и Тамара. Алексей в 1941 году был призван на войну, а в 1942 его жена получила извещение о том, что он пропал без вести. Все попытки выяснить его судьбу успеха не имели. Один мой знакомый, бывший на войне, говорил мне, что в первый год войны немало солдат были застрелены своими командирами. Алексей был слаб ногами с детства (рахит, ревматизм). Очевидно, он отставал в походах, особено в атаках, а отстававших пристреливали. Родственикам же сообщали"пропал без вести".
Старшая дочь брата Валентина окончила авиационый техникум в Рыбинске и поступила в Московский университет на физико-математический факультет. После окончания университета уехала в Одессу, там работала в обсерватории. Связь с ней с тех пор оборвалась. Другая дочка Тамара, окончила педагогический техникум и работает где-то в Ярославской области. Однажды она была у нас в Москве, приезжала лечить глаза. Больше мы с ней не виделись.
Моя родная сестра Антонина родилась на 6 лет позже меня. До неё мать родила двух девочек: Анастасию и Александру. Анастасию не помню. Она умерла в младенческом возрасте, а Александру помню умирающей от оспы. Ей было около трех лет. Антонина после окончания начальной школы поступила в сельскохозяйственый техникум в селе Иловна в 20 километрах, от нашей деревни и по окончании его уехала в Чувашию. Там вышла замуж, родила одну дочь и двоих сыновей. Один из них, Лев Александрович, живет и работает в Москве ректором Горного института. Второй мой племяник и племяница живут и работают в Подольске.
Сестра Тоня после смерти мамы работала агрономом в колхозе в 20 километрах от нашей деревни, а потом переехала в Подмосковье и, наконец, после выхода на пенсию, купила в Подольске полдома с садом. Она часто приезжала к нам и к дочери Тане. Жила у нас по несколько дней и хорошо помогала в хозяйственых делах.
Без дела она не могла сидеть, Она шила, вязала, ходила за продуктами, готовила пищу. Таня до сих пор не забыла ту помощь, которую сестра ей оказывала. но болезнь (рак грудной железы) продолжала свою разрушительную работу. не помогли и врачи онкологического центра в Москве. В июне 1981 года она умерла в своем доме. Похоронили ее в Подольске. Вся моя семья и я часто вспоминаем эту неутомимую труженицу. Только и радуемся, встречая ее сыновей и дочь, которые изредка навещают нас. Были на могиле Антонины, но вернуть ее не в наших силах. Вот и вся моя родня. Теперь можно рассказать кое-что и о себе.
С. Воробьев (Продолжение следует)
МАХАЕВСКАЯ СТРАНИЦА
Член редколлегии нашей газеты Г.И.Махаев продолжает свои изыскания по страницам дореволюционых периодических изданий. Его привлекают публикации давних лет, посвященые как территориям, входящим сейчас или входившим прежде в мышкинские административные пределы, так и материалы, говорящие о соседних местностях, но так или иначе представляющие для нас определеный интерес. В сегодняшний номер "Мышгорода" он предложил ряд материалов по разным направлениям стариной провинциальной жизни. Предлагаем их вниманию наших читателей.
ВЫБОРЫ В 1906 ГОДУ
Государственая Дума России 1906-1917 годов это представительное законодательное учреждение с ограничеными правами. Первая государственая Дума просуществовала недолго, с 27 апреля по 8 августа 1906 года и была императором николаем II распущена. В основном из-за острых разногласий по аграрному вопросу.
началу работы первой Думы, конечно, предшествовали выборы ее депутатов на местах. В декабре 1905 года был издан закон о выборах, и весной 1906 года на всей территории империи они и начались. В Ярославской губернии, а в частности в Мологском, Мышкинском и Рыбинском уездах они проходили в основном по одной схеме – на съездах, сходах, в городах, деревнях и селах.
В Мышкине например, в начале марта 1906 года произошли три съезда, для их проведения избирателей было зарегистрировано 2843 человека, но собралось всего 327 человек. Однако это не помешало избрать 34 уполномоченых, из коих трое –священики, двое земские гласные, четверо – волостные старшины, десять торговцев, остальные 19 –крестьяне.
В селе Брейтово в то же самое время из тысячи избирателей собралась ровно половина – пятьсот человек. Они избрали 17 уполномоченых, из них один священик, а остальные крестьяне. но в дальнейшем неожидано выявилось грубое нарушение и даже подлог документов!
Список избраных читал волостной старшина Серяков. Читал он этот список перед всем сходом ясно и раздельно, но вдруг в конце что-то стал запинаться. Сход зашумел: читай до конца! но Серяков что-то сконфужено замолчал. Один из грамотных крестьян взял у него из рук этот список и с изумлением обнаружил в нем фамилию ... самого Серякова! А ведь его никто не избирал! Сам себя приписал! Уличив старшину в подлоге, сход, конечно, большинством голосов самозванца из списков удалил.
А в мышкинском селе Сменцево в Государственную Думу выбрали двоих один сельский староста прогрессивного направления, а другой – волостной старшина. Против прогрессиста сход не возражал, а вот против старшины недовольных оказалось много: ведь как выяснилось, за ним водились некие "неразрешеные грешки". но его стороники в ответ на критику резоно отвечали, что "он ведь из бедняков, не ввалит их в яму". Выборы прошли тайным голосованием, что для многих явилось новинкой. Ведь раньше на сходах голосовали открыто.
И в селе некоуз было нечто подобное, но не так. Там на законых основаниях выбрали двоих: прогрессиста Тютина, заведующего земельным отделом Мологской земской управы и некоузского волостного старшину Зимина. Зимин перед населением выставлял себя приверженцем партии правого порядка, но затем в угоду уездному предводителю дворянства князю Куракину переметнулся в "Союз 17 октября". Однако народ отнесся к этому равнодушно, и как отмечала газета "Рыбинский листок" в мае 1906 года: "В местном населении вовсе не наблюдается какоголибо интереса к совершающимся в стране событиям, и в частности к Государственой Думе".
И в некоузе 27 апреля в день начала работы I-й Государственой думы никакого празднества не наблюдалось, трактиры и лавки торговали побудничному, и в церкви звонили не в большой, а в маленький колокол.
А вот в Рыбинске по такому случаю, некоторые домовладельцы и трактирщики вывесили флаги, и в газете по этому поводу было сказано, что "... на ветру эти флаги хлопали проходящих по лицу, которым, конечно, это не нравилось". А многие горожане, по словам все той же газеты, "в этот день просто напились в дым". И рыбинцы почему-то такие сведения сопроводили вот такими стихами некоего н.Барщевского:
- В минуту оживленую
- Я выпить захочу.
- И в лавочку казеную Тогда я полечу...
- Здесь силу благодатную – Ей-ей! Приобретешь!
- И речи непонятные
- Всем говорить начнешь.
- С души как бремя скатится,
- В кармане ни гроша... И верится, и плачется, А жизнь так хороша!
ДВА ДРУГА – ПОЗОР И ТЩЕСЛАВИЕ
В начале ХХ века в селе некоуз жили-были два приятеля. Как отмечала газета "Рыбинский листок" в 1906 году, это были "не раз битый купец Оралов и урядник Задоров". Чем же они прославились?
Местные жители называли урядника Задорова "наш полицмейстер". За что же так значительно? А вот за что – сидят два друга в пивной, посидятпосидят, конечно, а потом выходят на торговую площадь, арендатором которой являлся этот самый купец Оралов. А далее вот что происходит: въезжает повозка с седоками, и Оралов тот час же хватает ее под уздцы и ... требует с проезжающих платы за место на площади! Те естествено отказываются, говоря, что никакого торгового места они вовсе не занимают, а просто проезжают по площади!
Оралов жестом подзывает урядника Задорова, а урядник тут как тут и начинает проявлять служебное рвение. Сначала он требует "по-хорошему уплатить купцу "за местовое" и многие люди, чтобы не связываться, платят. ну а если уж отказываются, то урядник хватает их за ворот да так, что порой пуговицы отлетают! И отправляет людей в волостную арестантскую.
... За эти деяния урядник Задоров не раз был привлечен к суду, но суд счел, что Задоров вполне по закону исполнял свои прямые обязаности и оправдал его! И как замечала газета : "Служит ведь он в "свободной России" а не в "Европах", где за эти подвиги его немедлено заставили бы уйти в отставку и становой и даже сам Губернатор за него бы не вступились, а то бы и сами загремели, пожалуй".
Но Федор Тимофеевич Задоров прославил имя не только этим. Задоров, оказывается, собирал с крестьян окладные сборы, им выдавал, как это положено, расписки, а денежки клал себе в карман. Мологская земская управа, не получая положеного, пишет становому. Тот вызывает Задорова, спрашивает: "Крестьяне не платят?
Тот в ответ: "никак нет!"
И так продолжалось довольно долго. наконец становой сам, собственой персоной заявился к "неплательщикам", все выяснил и разъяреный потребовало урядника к себе.
Признаешься?!
Так точно, получал деньги... виноват-с...
Но вот почему-то становой пристав Славский делу хода не дал, и Задорову все опять сошло с рук. И ведь верно говорят, что на Руси давно известно, если "рука руку моет, то обе белыми бывают". Однако "Бог шельму метит", урядника Задорова от службы все ж таки освободили, ведь грехов-то за ним уж столько оказалось, что скрыть их не было никакой возможности. И вот в феврале 1907 года отставленый от службы урядник "волей Божией помре".
Немного и проболел-то... И как говорили некоузцы, это его отставка отправила на тот свет; не мог, знать, без вздоимства жить на белом свете. Издержки по похоронам друга принял на себя купец Оралов, и надо сказать, не поскупился. Отпевали, как положено, гроб был богатый и когда выносили из храма и несли на кладбище, то звонили в большой колокол. Заслужил!
А теперь о купце. ну не живется человеку, чтобы тише воды – ниже травы. И все хочет показать себя очень значительным в самом хорошем свете. Вот и показывает, то в пивной, то на торговой площади, "благо последняя в некоузе отличается отсутствием каких-либо других дешевых зрелищ". но это все както мало радует Сергея Григорьевича, "хочется ему во что бы то ни стало, а увековечить свое славное имя".
А как это сделать? Ждать пока благодарные потомки похоронят да крест богатый на могилу поставят? нет, долго это. Думал-думал, да и придумал! В некоузе прихожанами вот уже шесть лет собираются денежки на новый большой колокол. И собирают эти денежки не только у себя на селе, а и по окрестным деревням ходоков посылали и даже двоих толковых мужиков в Питер отрядили. К тамошним землякам за помощью. И собрали нужные деньги.
Избрали особо уполномоченых, которые ездили на завод и заказали колокол в 442 пуда весом, а ценою в восемь тысяч рублей! Все слава Богу. И вот колокол готов, и доставлен на станцию Харино, что в трех верстах от некоуза. Церковный староста кинул клич по деревням и в воскресенье второго июля 1907 года прихожане благоговейно, с замиранием сердца от мала до велика пришли на станцию, чтобы получить свой новый благовестник и доставить его в свое село.
Какая радость для людей, собирающих денежки для общей благой цели теперь встретить и своими руками доставить родному приходу новый долгожданный колокол!
Но праздник некоузцев оказался сильно омраченным, и не только омраченым, а был просто поруган честолюбивыми замыслами купца Оралова. на гигантском колоколе красовалась надпись: "Усердием мологского купца Сергея Григорьевича Оралова".
народ сперва просто ошалел, но снести такого нахальства не смог. Поднялся стоустный крик: "Как он смел посягнуть на наши гроши и поставить свое имя на общем колоколе?!" В толпе раздавались голоса: "не надо нам колокола с фамилией этого буржуя! Долой имя Оралова!" Долго и громко собравшиеся кричали на всю станцию, всячески понося "благодетеля"
Потребовали объяснений от церковного старосты Дорогова. Тот, дрожа и заикаясь, говорил, что "он, Оралов, пожертвовал целую тысячу рублей..."
Да пожалуй, пожертвует такой-то тысячу, жди! – кричали в ответ.
Ты бы еще портрет его на колокол повесил!
В общем, спорили-спорили, ругались-ругались, выясняли, кто и сколько собирал. некоторые крестьяне, плюясь, демонстративно уходили, не желаю участвовать в несении и водружении опозореного колокола. но все же повезли злосчастного к себе в село. Провозя мимо дома купца, в толпе кричали: "Тащи, братцы на двор к нему, на воротах повесим!" Привезли к церкви и общим собранием постановили, чтобы надпись была с колокола удалена.
Но в воскресенье 23 июля при большом стечении народа злополучный колокол был поднят на свое место, вопреки ожиданиям об уничтожении надписи.
"И вопрос таковой с именем Оралова был оставлен втуне, и колокол отлитый на кровные денежки некоузцев отныне и до веку будет служить тщеславию купца Оралова". Поговорили, покричали и успокоились. Верно, говорят: "Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано".
А такое сообщение сопроводили в газете вот таковыми стихами угличанина Сергея Кашкарова:
Когда в Москве на площади впервые
Возвел на памятник я свой печальный взор,
О, Гоголь! Понял я твои слова живые...
Твой смех, твоя печаль и слезы огневые Бессильны были смыть наш стыд и наш позор. напрасно ты мечтал о свете жизни новой, Опошленых людей исправить ты не мог... Ликуют среди нас как прежде Хлестаковы, Здесь вновь Маниловы, Копейкины, ноздревы, И снова властвуют бесстыдство и порок. Взгляни, как грозен здесь и смел стал Городничий... Тебя он победил! надменен он и горд...
Здесь Собакевичи всех рангов и отличий...
Здесь ходят Плюшкины, как прежде за добычей... И много-много здесь отважных Держиморд. Взгляни, как холодно и пасмурно в Отчизне... Поприщев за стеной и плачет и зовет... напрасно! Для него не будет светлой жизни...
В житейской пошлости кто друг ему и ближний? нависли облака... Холодный дождик льет...
Из жизни дворянских родов
СУДЬБА И ... ВОПРОС!
Среди наиболее знаменитых мышкинских родов, нельзя не назвать князей Волконских. Они здесь владели двумя усадьбами (новоникольское и Заболотье) несколькими деревнями и значительным лесным массивом. После освобождения крестьян (1861 год) они до самой революции сохранили обе усадьбы и так называемый "Волхонский лес". Перед революцией все это принадлежало сыну знаменитого декабриста Сергея Григорьевича Волконского, занимавшего высокие посты в правительстве России и одареного прозаика.
Одно время Волконские хотели сделать храм села новоникольского фамильной усыпальницей и даже совершили в нем два погребения. И это еще укрепляло связи стариного знатного рода с нашим краем.
Среди Волконских было немало людей с интересными биографиями и яркими характерами. Одной из них являлась княгиня София Григорьевна. Личность интересная, судьба у нее примечательная, достойная особого рассказа или способная быть сюжетом для романа, а для нас она таит некоторый краеведческий вопрос. но чтобы он стал читателям вполне ясным, кратко изложим основные события судьбы княгини Волконской, руководствуясь Википедией.
***
Софья Григорьевна родилась 21 августа 1785 года в СанктПетербурге. Дочь оренбургского генерала-губернатора князя Григория Семеновича Волконского и Александры николаевны, дочери и наследницы фельдмаршала н.В.Репнина. Крещеная в Екатерингофе, восприемниками были князь А.Б.Куракин и бабушка новорожденой н.А.Репнина.
Софья Григорьевна получила хорошее домашнее воспитание под руководством матери, женщины с твердым и властным характером, занимавшей видное положение при дворе. Князь Г. С. Волконский обожал свою единственую дочь. Софья внешне была очень на него похожа: "Все сознают, что ваше прекрасное лицо подобно моему изношеному, писал он ей и звал её "душевным другом" и "ангелом своим"
Будучи фрейлиной высочайшего Двора, вышла замуж по любви за гвардейского офицера князя Петра Михайловича Волконского, которому покровительствовал Александр I. Венчание их было в придворной церкви Зимнего дворца. Живя в Петербурге, супруги были близкими людьми в интимном кружке императорской четы. В первые годы брака Волконские были неразлучны. Софья Григорьевна сопровождала мужа в заграничном походе русской армии в 1813 1814 годах.
В Париже она познакомилась подружилась с королевой Гортензией и её лектрисой, госпожой Кошеле, с которой позднее состояла в политической переписке, вызвавшей подозрения наполеоновской полиции.
В августе 1814 года Софья Григорьевна была пожалована в кавалерственые дамы... Она пользовалась неизменым расположением обеих императриц и находилась в Таганроге при последних днях Александра I, поручившего перед смертью свою супругу чете Волконских. Софья Григорьевна сопровождала императрицу при ее возращении в столицу, присутствовала при её кончине в Белеве, сопровождала тело в Санкт-Петербург.
В письмах Софьи Григорьевны из Таганрога к Марии Федоровне содержится много исторических сведений о событиях, последовавших за кончиной императора. В них она высказывала желание удалиться из света и жить уединено, занявшись приведением в порядок своего состояния. В высшем обществе княгиня Волконская была известна независимостью характера и эксцентричностью. Примечателен
отзыв о ней леди Дисборо, присланый в Англию из Петербурга. "Княгиня Софья Григорьевна решила быть совершено независимой, имеет свои собственые идеи, ездит всего одной парой лошадей, осмеливается разгуливать повсюду без прислуги, отказывается появляться при Дворе; короче, она считается весьма страной. Она очень предупредительна к иностранцам, особено к англичанам, исключительно дружелюбна к нам, и не слишком пылает к своим соотечественикам. Княжна Алина, её дочь, по слухам одна из самых милых девушек; хорошо воспитана и образована, хотя иногда, подобно матери, подвержена чудаковатостям".
События 14 декабря 1825 года, после которых в Сибирь был сослан любимый брат Сергей, были тяжелым испытанием для нее. Родные боялись, что она лишится рассудка и в своем горе пойдет на чрезвычайные шаги. Она сочувствовала брату, и не могла простить императору николаю I его строгости по отношению к декабристам.(Ред: Софья Григорьевна много помогала семье брата в их сибирской ссылке, идя на явные нарушения законов).
Летом 1827 года княгиня Волконская с дочерью решила уехать за границу. Император предоставил им фрегат, который доставил Волконских в Копенгаген, а оттуда они переехали в курортный город БадЭмс на западе Германии. И с этого времени Софья Григорьевна большую часть жизни проводила за границей. В 1830-х годах она жила в Италии у своей невестки княгини З. Волконской. Одна, без прислуги она путешествовала по Европе и даже будучи назначеной в апреле 1832 года статс-дамой, она редко показывалась в Петербурге. В один из её приездов Долли Фикельмон записала в своем дневнике любопытные наблюдения за ее поведением в обществе.
По воспоминаниям графа Бутурлина, княгиня была достойнейшей женщиной, но оригиналкой в своих житейских привычках. Обладая огромным состоянием, она отличалась бережливостью. Останавливалась она в самых дешевых гостиницах и одевалась очень бедно. носила всегда черное шелковое платье, по мере того как рукава изнашивались, она заменяла их новыми, отличавшимися от остальной части платья цветом.
В начале 1837 года, отправившись из Парижа в Лондон по случаю коронации королевы Виктории, Софья Григорьевна захватила с собой свои бриллианты на случай, если бы пришлось ей представляться ко двору. Проездом из Дувра в Лондон она открыла свой ручной мешок, куда были положены бриллианты и её попутчики, увидав столь несообразные с её убогой внешностью драгоцености, приняли её за личность весьма сомнительную. И при прибытии в Лондон она была арестована. Княгиня была вынуждена обратиться за помощью к русскому посланику, который и примчался спасать жену министра российского Двора.
В пожилом возрасте княгиня Волконская стала отличаться известной скупостью. Рассказывали, что находясь в гостях, она прятала в карманы сахар и сухари, и однажды подобрала на улице полено и принесла его домой, чтобы затопить печку. Из экономии не держала горничной, обходясь услугами старого лакея.
Однако она всегда помогала бедным и щедро одаривала истино нуждающихся. При всем этом княгиня была одним из первых членов Женского патриотического общества. Ее привлекал мир путешествий, желание больше познавать Землю. В 1848 году она предприняла путешествие на Восток, сначала морем в Александрию, а потом в Каир, и с караваном через пустыню к Святым местам.
В 1852 году она овдовела, но будучи легка на подъем до старости, она в 1854 году, несмотря на преклоные годы, совершила поездку в Иркутск для свидания с братом.
нужно отметить, что эта поездка, несмотря на высокое положение княгини в обществе, была обставлена особыми требованиями и распоряжениями. В частности, ей пришлось дать подписку в том, что не будет ни с кем вступать в переписку и не примет ни от кого писем. (Ред: впрочем, княгиня не раз нарушала это требование).
И Волконским это не было прощено. Даже после освобождения Сергея Волконского ходатайство о его приезде в Петербург было отклонено в жесткой иронической форме: "так как вдова фельдмаршала княгиня Волконская в 1854 г. для свидания с братом совершила поездку в Иркутск, то теперь она найдет полную возможность отправиться туда, где будет находиться её брат, и здоровье её этому, вероятно, не воспрепятствует".
Но здоровье было уже весьма слабым, вскоре она тяжело заболела и лишь тогда брату разрешили на несколько дней приехать и навестить ее.
Софья Григорьевна с болезнью справилась и вскоре уехала в Европу и более на родину не возвращалась. Скончалась в Женеве в 1868 году, тело ее перевезли в Россию и похоронили в Болгарской церкви города Аккермана (ныне город Белгород-Днестровский). В 1882 году рядом с нею похоронен и её сын Григорий. Кстати, свой значительный капитал княгиня Волконская завещала не сыну, а внукам...
Случилось так, что из четырех ее детей трое умерли раньше матери и единственым наследником оказался сын Григорий Петрович (1808-1882) но вот ему-то княгиня и не пожелала оставить свое наследство... И в этом случае она проявила себя большой оригиналкой...
А каков же наш краеведческий вопрос? А он истекает из полного противоречия Википедии и сведений литературоведа Прямкова. Википедия сообщает, что княгиня похоронена в Аккермане, а Прямков, немало занимавшийся ярославским краеведением, полагает, что совсем не там, а в селе ново-никольское Мышкинского уезда.
Фамильных погребений князей Волконских в ново-никульском два: одно, кажется, не вызывает сомнений – это захоронение князя Григория Семеновича. А второе чье? Судя по всем, если и "Софьи", то совсем другой, нежели княгиня Софья Григорьевна. Во всяком случае, краеведам и мышкинским и некоузским (село сейчас находится в некоузском районе) можно бы внести ясность в этот вопрос. А нам кажется, что правота принадлежит скорей Википедии.
